Мы курили керосин, много наших полегло.
Кайл, Кенни, алкоголь и ангстячка. Спойлеры.И вот он берет его за руку, на плечи вторую кладет.
- Ты знаешь, Кенни, - и пальцы сжимает.
- Ты знаешь,- сильнее.
- Ты..., - еще.
- Я помню, - говорит он.
Молчит.
Тишина повисает.
Отвратительно. Тошно. На душе - тошно.
Мерзко, так, будто отпечатки снимали. Знакомо. Нет, не за воровство - не привелекался. Отмазывали.
Соленые палцы на рваной ране. Такие мягкие и так спиртом. Больно почти.
Сишком_не.
- Я, правда, помню, - говорит он. Потек вина по щеке струится, но все равно же.
- Ты веришь мне? - невинный такой, он искренне смотрит, и, кажется, еще немного...
И тот, второй, видит, что в том слишком много спирта, что слишком плохо держится на ногах, и руки трясутся, нервы ни к черту...
Что слишком. И близко, и далеко, так нереально, что...
Страшно почти.
- Я хочу, что бы ты, хотя бы мне, ты верил...
Но...
Нет. Темнота. Глаза блекнут, не такие зеленые совсем, в никуда... Веки вниз, зрачки широки, что омут...
И "верил" эхом, звоном и мериадом фейрверков, колоколов, отдается в его голове. Череп разрывает.
Это вот...
Он молчит, отводит глаза, и помнит, помнит, что этот огненно-рыжий такой и отвратительно-болотный... Болото чертово...
Бойся, засосет. Ну, он так говорил, по крайней мере.
Толко вот...
Тело обмякает и падает, падает на его руки, такое легкое тело, тело... Глаза стеклянные совершенно, руки плетями повисли. Теста кулек.
Умный слишком. Пристрелить бы.
- Зачем?
-...Кенни... Кенни, что случилось?
Встает. Сам.
И голос с хрипом.
Не бетилось.