14.03.2012 в 00:09
Пишет mr. G from the sky:[the House Where...]
Время и место - неважно. Если представить, что все началось с определенной точки, то для меня эта точка - бесконечно долгое приглашение войти в Дом. Ее скорлупа была хрупкая и тонкая, но внутри сидело что-то, чему невозможно причинить вред. Я оставил ее возле свободной воды, и она росла, пуская корни в чью-то невзрачную душу. Время от времени я ее навещал, ровно до тех пор, пока еще издалека не услышал легкий звонкий хруст, похожий на перезвон колокольчиков.
Ее босые стопы прошлись по набухшей влагой траве, шаги растворились в дымке - и все.
В моем мире нет цветов, только голоса, шорохи, прикосновения. Но в тот день Дом взорвался. Словно в эпицентре ядерного взрыва, я - один в своей тишине - услышал издалека еще рокот приближающейся бури. Он пропах дешевыми духами и алкоголем, травкой по закоулкам.
Для меня этот день стал днем прощания.
Прощания - изначально - с Лесом. Короткие пару часов, когда он закрылся. Шатаясь, я бродил из стороны в сторону, обтирал свитером стены и их послания, проскальзывал сквозь разговоры. Сигарету за сигаретой - то в Кофейнике, то в спальне, то в дальних углах коридоров.
Дурацкие открытки - они пахли чем-то смутно знакомым, одна пустая, другая с, должно быть, трогательной подписью. Одну я выбросил, другую порвал в клочки.
Из моего дыхания ушло спокойствие и размеренность.
Помпей? Мелочи. Каждый первый сталкивается с чем-то похожим. Фитиль. Я не стал разводить фарс, просто подождал его. Аккуратно ножом рассек глотку, вытянул язык и вырезал его под самый корень. Все было липким, грязным, мокрым и вкусно пахло. Я долго облизывал пальцы, сидя в подвале рядом с упакованным в мешок телом. Он рассказал обо мне Р Первому, и я его наказал. Как мог - не умею увещевать разговорами.
Может быть, все началось с этого.
Я знал, что рано или поздно Ральф придет ко мне с вопросами, может быть даже угрозами и перспективой "справедливого наказания" как они это называют.
Не страшно.
Страшно то, что нашли мои пальцы на стенах - заботливо выскобленное "Лось - жив!"
Кто-то до сих пор верил в его существование. Наивные ублюдки.
Я давно задумывался о том, что мне - все равно. Все равно кто умрет, кто воскреснет, кто сменит очередного крысиного вожака... И единственное, что до сих пор держало - это несколько человек и долг перед тем Существом, которое меня приютило и дало новый шанс. Но в чем заключается этот долг? В том, чтобы сделать их последние дни безопасными, чтобы перевести их на ту сторону реки. В том, чтобы до самого конца служить.
Я служил.
Я верил во все это ровно до момента истины, пропахшего перегаром и пьяным потом. "У меня письмо в нагрудном кармане. Достань, мне не прочесть его без твоих рук, а тебе - без моих глаз".
Он уйдет.
Так или иначе - с чудовищем, которое пригласили мои руки, или с чудовищем, которое смотрит на нас всех сквозь заложенные окна коридоров. Все равно - от меня. Как никогда мне нужна была уверенность, но я ее не получил, только голос. полный сожаления и какой-то смутной тоски. Тогда я еще раз убедился - он все равно уйдет. Мне нечего терять, если задуматься.
Черная Птица льнет к ладони, ощупывает длинными пальцами запястье, прижимается крылом к бедру. Я знаю ее суть, я чувствую запах несуществующей крови. Настоящий ребенок этого места, и я хочу быть таким же, хочу... больше всего на свете я хочу вернуться в гнездо, которое меня не породило.
Но чувствую - посреди Большого и Черного бьется вокруг, трясется и тянется всем своим естеством одно единственное, мое. То, что моим никогда не было, но моим стало - люди, люди, их дыхание, их слова, их движения - все это окружает меня, и зовется Стаей. Будь она проклята, будь она проклята, будь...
Драка за место - рваное подстегивание, нетерпеливое "ну же", дрожащее действие. Подрались с Волком, грыземся с Черным. Отвлечься. Ввязываться хоть во что-нибудь, слушать, бродить - то, что можно себе позволить, чтобы не сорваться.
Но ближе к ночи я снова чувствую дыхание за своим плечом. Оно принадлежит мне тоже. Я рву себя на части и шагаю снова - вовнутрь, по тонким тропам, заросшим мякишем мха и телами слизняков.
Он читает мне письма - одно за другим с бесконечно короткими секундами между. И каждый, каждый норовит подойти и снова повторить отрицаемое. Твержу срывающимся хрипом: "Он мертв уже семь лет. Он мертв". С каждой фразой не верю ей все больше. Хочу верить, но не могу.
Последний оплот - нож, обагренный Его кровью.
Пропал.
Мои руки нащупывают пустоту: ни платка, ни моего, ни... того самого. Хватаю воздух, прижимаю к груди, ищу по закоулкам и людям, на что ни наткнусь. Это важно, это важнее самого существования. Если все правда - семь лет тянущего ничего. Если ложь - шутка не удалась, и слава хоть чему-нибудь.
Слышу змеиное шипение.
Слышу знакомый вскрик потрясения и ужаса.
Запах сигарет даже отсюда слишком отчетлив, и я иду следом. Хватаю пальцами за драную одежду, а оно кричит и отбивается. Я хочу впиться зубами в его мягкую пахнущую молоком плоть, но знаю: нельзя, мое, нельзя. Догоняю. За шкирку, прижав к себе, и прочь отсюда - пусть кричит и стонет меньше, это пугает здешних, волнует тех, кто знает, что не их. Они порвут на клочки.
Я перепачкан кровью мелких зверей, во мне перевариваются шерсть и хрящи, жилы и мясо. Отталкиваю прочь только в коридоре - это смешно, и я улыбаюсь, смеюсь или как там называется.
Кто-то кричит "отпусти" или что-то в этом роде.
Чтобы не захотеть сожрать, отступаю на полшага. Руки окружают, чувствую запах Волка. Вот кого - можно. вот кого хочется.
Не думал, что темнота может стать еще темнее...
Могильник.
Он окружает меня своей пронизывающей стерильностью.
Ральф, кажется, пытается договориться, но я не могу ответить ему взаимностью. Я слышу свое дыхание - старое, чужое, а новое рвет легкие, выворачивает наизнанку, и да будет Этому известно: я согласился еще тогда, когда в первый раз погрузил лапы в придорожную пыль. Еще когда мои зубы не знали крови, я был согласен на все, только бы это продолжалось.
Я не могу ответить на предложение Ральфа согласием.
Мне хотелось бы перестать совершать то, что совершаю, но я больше не могу называть себя - собой. По крайней мере, в этот день, в этот час... Я бы и рад согласиться и склонить голову в жесте повиновения, но гордость...
И он угрожает мне.
Я не вынесу этого, и единственный шанс - сказать прямо. Захлебываясь, издаю то ли хрип, то ли шипение, и... умоляю не выталкивать меня за двери этого мира.
Отсюда у меня есть только один шанс выбраться, не считая обычного "выход-дверь", и этот единственный шанс я трачу на ценнейший разговор в своей жизни. Кто бы мог подумать, что эта обвитая лесными ветвями тварь станет ближе и понятнее за несколько слов, чем те, кто впился в добрую половину моей жизни.
Снова в клетке. Запертый изнутри бокс я скребу ногтями, бью ладонью - и Паучиха откликается. Прошусь выйти, она ведет, вырываюсь. Паучиха стряхивает меня на руки санитарке.
Транквилизатор.
Еще некоторое время я в состоянии бить ладонью в обшивку двери, но никто не слышит. Зато я хорошо чую запахи и голоса. Состайники пытаются пробиться. Пауки не пускают.
"Я вручаю тебе твою корону. Правь".
Шелест списков, там - подписи, Р Первый сам сказал.
Он ничего мне не сделает.
Молча благодарю его, впиваясь пальцами в рукав, Это больно, жутко и невероятно. В другой раз я бы убил за то, что это вообще кто-то видел. Но не в этот раз.
Не в этот раз.
Может быть, я и правда болен, но это второй шанс... поверить.
И я верю.
Трясет, дергает, сжимает.
Вот она - эта зыбкая грань, через которую и перешагивать не надо. Знаю, она придвигается ближе.
Запах моего ножа на руках Черепа.
Потерянный вздох Черного.
Он. Тронул. Мое.
Для меня теперь вожак Псов - вне закона, и будь что будет.
Седой дышит шумно, окликает, взваливается на костыли, ковыляет следом, хватает за одежду. Если мне придется угрожать - я буду. Так у них больше стимула дергаться, я знаю. Я ничего не сделаю этой глупой влюбленной девочке-Ведьме. Я ничего не сделаю этому зазнавшемуся гордецу Черепу.
Мне просто нужно мое обратно.
Слышу дрожащий голос Сфинкса.
Вильгельму Бёрну, в дом призрения имени Святого Венсана де Поля.
Третье чудовище хочет отнять его у меня, и у него это получается даже без лишних усилий. Он рвется наружу, он хочет прийти на порог чужого дома как пес, преданно глядя в глаза обманщику, который даже малейших сил не приложил для того, чтобы успокоить всех нас. Семь лет предательства, семь лет неверия, семь лет пустоты.
Семь лет доверия.
Он готов продать это за одну только возможность разбить ожидания, развеять их прахом по ветру.
Будь ты проклят, Вильгельм.
Вильгельм.
Я теряю последнее, сам отрезаю все нити.
Прости меня, Сфинкс, прости, но если тебе это нужно - я тебе это дам.
Тоненькая Русалка хватает меня за рукав.
Она называет меня чудовищем, и это правда. Еще недавно она почти рыдала, слушая мой голос, мою историю. Свою историю.
Еще недавно она билась в конвульсиях, отравившись.
Еще недавно она лежала ничком в Могильнике.
Еще недавно я вплетал пальцы в ее волосы и почти неслышно просил прощения.
Еще недавно она отказывалась верить в свою суть, отказывалась слышать биение смерти в своих венах.
Теперь она называет меня чудовищем и заключает сделку.
Пусть будет так, как будет.
Я все еще помню о своем долге, что бы ни было. Мы с Лесной Ящерицей вырываем Стальнозубого отсюда - Туда, опутываем, ведем. Он не боится - он был здесь не раз. Он держал многих в страхе, издевался. убивал. И чем бы ни были продиктованы его действия, Стальнозубый - угроза Дому, угроза всему, что я люблю. Больше жизни - своей, чужой, настоящей, воображаемой.
Длинные Русалочьи лозы опутывают его тело, но...
Кровь проливается на мою милую гостью, она тяжело вздыхает - ей не нравятся мертвые. Они холодные.
Я ее понимаю.
Но свою часть сделки...
Обмануть.
Я не отдам тебе Сфинкса. Слышишь? Не отдам. Пусть живет своей жизнью, пусть идет дальше, если никто из нас не может. Если я - не могу. Чувствуешь, как бьется мое сердце? Оно горячее, в нем есть кровь, и эта кровь кипит. Ешь его.
Лорд вырывает.
Во мне остается хрупкая листва.
Хрупкая листва как знак того, что сделка сорвана, но никто от своих слов не отказывается.
Я еще вернусь.
Я вернусь.
Когда весь мир подойдет к концу, когда мой долг будет оплачен, я вернусь в твои объятия, и мы посмотрим, кто сильнее.
Кто сможет бороться.
Я вернусь.
URL записиВремя и место - неважно. Если представить, что все началось с определенной точки, то для меня эта точка - бесконечно долгое приглашение войти в Дом. Ее скорлупа была хрупкая и тонкая, но внутри сидело что-то, чему невозможно причинить вред. Я оставил ее возле свободной воды, и она росла, пуская корни в чью-то невзрачную душу. Время от времени я ее навещал, ровно до тех пор, пока еще издалека не услышал легкий звонкий хруст, похожий на перезвон колокольчиков.
Ее босые стопы прошлись по набухшей влагой траве, шаги растворились в дымке - и все.
В моем мире нет цветов, только голоса, шорохи, прикосновения. Но в тот день Дом взорвался. Словно в эпицентре ядерного взрыва, я - один в своей тишине - услышал издалека еще рокот приближающейся бури. Он пропах дешевыми духами и алкоголем, травкой по закоулкам.
Для меня этот день стал днем прощания.
Прощания - изначально - с Лесом. Короткие пару часов, когда он закрылся. Шатаясь, я бродил из стороны в сторону, обтирал свитером стены и их послания, проскальзывал сквозь разговоры. Сигарету за сигаретой - то в Кофейнике, то в спальне, то в дальних углах коридоров.
Дурацкие открытки - они пахли чем-то смутно знакомым, одна пустая, другая с, должно быть, трогательной подписью. Одну я выбросил, другую порвал в клочки.
Из моего дыхания ушло спокойствие и размеренность.
Помпей? Мелочи. Каждый первый сталкивается с чем-то похожим. Фитиль. Я не стал разводить фарс, просто подождал его. Аккуратно ножом рассек глотку, вытянул язык и вырезал его под самый корень. Все было липким, грязным, мокрым и вкусно пахло. Я долго облизывал пальцы, сидя в подвале рядом с упакованным в мешок телом. Он рассказал обо мне Р Первому, и я его наказал. Как мог - не умею увещевать разговорами.
Может быть, все началось с этого.
Я знал, что рано или поздно Ральф придет ко мне с вопросами, может быть даже угрозами и перспективой "справедливого наказания" как они это называют.
Не страшно.
Страшно то, что нашли мои пальцы на стенах - заботливо выскобленное "Лось - жив!"
Кто-то до сих пор верил в его существование. Наивные ублюдки.
Я давно задумывался о том, что мне - все равно. Все равно кто умрет, кто воскреснет, кто сменит очередного крысиного вожака... И единственное, что до сих пор держало - это несколько человек и долг перед тем Существом, которое меня приютило и дало новый шанс. Но в чем заключается этот долг? В том, чтобы сделать их последние дни безопасными, чтобы перевести их на ту сторону реки. В том, чтобы до самого конца служить.
Я служил.
Я верил во все это ровно до момента истины, пропахшего перегаром и пьяным потом. "У меня письмо в нагрудном кармане. Достань, мне не прочесть его без твоих рук, а тебе - без моих глаз".
Он уйдет.
Так или иначе - с чудовищем, которое пригласили мои руки, или с чудовищем, которое смотрит на нас всех сквозь заложенные окна коридоров. Все равно - от меня. Как никогда мне нужна была уверенность, но я ее не получил, только голос. полный сожаления и какой-то смутной тоски. Тогда я еще раз убедился - он все равно уйдет. Мне нечего терять, если задуматься.
Черная Птица льнет к ладони, ощупывает длинными пальцами запястье, прижимается крылом к бедру. Я знаю ее суть, я чувствую запах несуществующей крови. Настоящий ребенок этого места, и я хочу быть таким же, хочу... больше всего на свете я хочу вернуться в гнездо, которое меня не породило.
Но чувствую - посреди Большого и Черного бьется вокруг, трясется и тянется всем своим естеством одно единственное, мое. То, что моим никогда не было, но моим стало - люди, люди, их дыхание, их слова, их движения - все это окружает меня, и зовется Стаей. Будь она проклята, будь она проклята, будь...
Драка за место - рваное подстегивание, нетерпеливое "ну же", дрожащее действие. Подрались с Волком, грыземся с Черным. Отвлечься. Ввязываться хоть во что-нибудь, слушать, бродить - то, что можно себе позволить, чтобы не сорваться.
Но ближе к ночи я снова чувствую дыхание за своим плечом. Оно принадлежит мне тоже. Я рву себя на части и шагаю снова - вовнутрь, по тонким тропам, заросшим мякишем мха и телами слизняков.
Он читает мне письма - одно за другим с бесконечно короткими секундами между. И каждый, каждый норовит подойти и снова повторить отрицаемое. Твержу срывающимся хрипом: "Он мертв уже семь лет. Он мертв". С каждой фразой не верю ей все больше. Хочу верить, но не могу.
Последний оплот - нож, обагренный Его кровью.
Пропал.
Мои руки нащупывают пустоту: ни платка, ни моего, ни... того самого. Хватаю воздух, прижимаю к груди, ищу по закоулкам и людям, на что ни наткнусь. Это важно, это важнее самого существования. Если все правда - семь лет тянущего ничего. Если ложь - шутка не удалась, и слава хоть чему-нибудь.
Слышу змеиное шипение.
Слышу знакомый вскрик потрясения и ужаса.
Запах сигарет даже отсюда слишком отчетлив, и я иду следом. Хватаю пальцами за драную одежду, а оно кричит и отбивается. Я хочу впиться зубами в его мягкую пахнущую молоком плоть, но знаю: нельзя, мое, нельзя. Догоняю. За шкирку, прижав к себе, и прочь отсюда - пусть кричит и стонет меньше, это пугает здешних, волнует тех, кто знает, что не их. Они порвут на клочки.
Я перепачкан кровью мелких зверей, во мне перевариваются шерсть и хрящи, жилы и мясо. Отталкиваю прочь только в коридоре - это смешно, и я улыбаюсь, смеюсь или как там называется.
Кто-то кричит "отпусти" или что-то в этом роде.
Чтобы не захотеть сожрать, отступаю на полшага. Руки окружают, чувствую запах Волка. Вот кого - можно. вот кого хочется.
Не думал, что темнота может стать еще темнее...
Могильник.
Он окружает меня своей пронизывающей стерильностью.
Ральф, кажется, пытается договориться, но я не могу ответить ему взаимностью. Я слышу свое дыхание - старое, чужое, а новое рвет легкие, выворачивает наизнанку, и да будет Этому известно: я согласился еще тогда, когда в первый раз погрузил лапы в придорожную пыль. Еще когда мои зубы не знали крови, я был согласен на все, только бы это продолжалось.
Я не могу ответить на предложение Ральфа согласием.
Мне хотелось бы перестать совершать то, что совершаю, но я больше не могу называть себя - собой. По крайней мере, в этот день, в этот час... Я бы и рад согласиться и склонить голову в жесте повиновения, но гордость...
И он угрожает мне.
Я не вынесу этого, и единственный шанс - сказать прямо. Захлебываясь, издаю то ли хрип, то ли шипение, и... умоляю не выталкивать меня за двери этого мира.
Отсюда у меня есть только один шанс выбраться, не считая обычного "выход-дверь", и этот единственный шанс я трачу на ценнейший разговор в своей жизни. Кто бы мог подумать, что эта обвитая лесными ветвями тварь станет ближе и понятнее за несколько слов, чем те, кто впился в добрую половину моей жизни.
Снова в клетке. Запертый изнутри бокс я скребу ногтями, бью ладонью - и Паучиха откликается. Прошусь выйти, она ведет, вырываюсь. Паучиха стряхивает меня на руки санитарке.
Транквилизатор.
Еще некоторое время я в состоянии бить ладонью в обшивку двери, но никто не слышит. Зато я хорошо чую запахи и голоса. Состайники пытаются пробиться. Пауки не пускают.
"Я вручаю тебе твою корону. Правь".
Шелест списков, там - подписи, Р Первый сам сказал.
Он ничего мне не сделает.
Молча благодарю его, впиваясь пальцами в рукав, Это больно, жутко и невероятно. В другой раз я бы убил за то, что это вообще кто-то видел. Но не в этот раз.
Не в этот раз.
Может быть, я и правда болен, но это второй шанс... поверить.
И я верю.
Трясет, дергает, сжимает.
Вот она - эта зыбкая грань, через которую и перешагивать не надо. Знаю, она придвигается ближе.
Запах моего ножа на руках Черепа.
Потерянный вздох Черного.
Он. Тронул. Мое.
Для меня теперь вожак Псов - вне закона, и будь что будет.
Седой дышит шумно, окликает, взваливается на костыли, ковыляет следом, хватает за одежду. Если мне придется угрожать - я буду. Так у них больше стимула дергаться, я знаю. Я ничего не сделаю этой глупой влюбленной девочке-Ведьме. Я ничего не сделаю этому зазнавшемуся гордецу Черепу.
Мне просто нужно мое обратно.
Слышу дрожащий голос Сфинкса.
Вильгельму Бёрну, в дом призрения имени Святого Венсана де Поля.
Третье чудовище хочет отнять его у меня, и у него это получается даже без лишних усилий. Он рвется наружу, он хочет прийти на порог чужого дома как пес, преданно глядя в глаза обманщику, который даже малейших сил не приложил для того, чтобы успокоить всех нас. Семь лет предательства, семь лет неверия, семь лет пустоты.
Семь лет доверия.
Он готов продать это за одну только возможность разбить ожидания, развеять их прахом по ветру.
Будь ты проклят, Вильгельм.
Вильгельм.
Я теряю последнее, сам отрезаю все нити.
Прости меня, Сфинкс, прости, но если тебе это нужно - я тебе это дам.
Тоненькая Русалка хватает меня за рукав.
Она называет меня чудовищем, и это правда. Еще недавно она почти рыдала, слушая мой голос, мою историю. Свою историю.
Еще недавно она билась в конвульсиях, отравившись.
Еще недавно она лежала ничком в Могильнике.
Еще недавно я вплетал пальцы в ее волосы и почти неслышно просил прощения.
Еще недавно она отказывалась верить в свою суть, отказывалась слышать биение смерти в своих венах.
Теперь она называет меня чудовищем и заключает сделку.
Пусть будет так, как будет.
Я все еще помню о своем долге, что бы ни было. Мы с Лесной Ящерицей вырываем Стальнозубого отсюда - Туда, опутываем, ведем. Он не боится - он был здесь не раз. Он держал многих в страхе, издевался. убивал. И чем бы ни были продиктованы его действия, Стальнозубый - угроза Дому, угроза всему, что я люблю. Больше жизни - своей, чужой, настоящей, воображаемой.
Длинные Русалочьи лозы опутывают его тело, но...
Кровь проливается на мою милую гостью, она тяжело вздыхает - ей не нравятся мертвые. Они холодные.
Я ее понимаю.
Но свою часть сделки...
Обмануть.
Я не отдам тебе Сфинкса. Слышишь? Не отдам. Пусть живет своей жизнью, пусть идет дальше, если никто из нас не может. Если я - не могу. Чувствуешь, как бьется мое сердце? Оно горячее, в нем есть кровь, и эта кровь кипит. Ешь его.
Лорд вырывает.
Во мне остается хрупкая листва.
Хрупкая листва как знак того, что сделка сорвана, но никто от своих слов не отказывается.
Я еще вернусь.
Я вернусь.
Когда весь мир подойдет к концу, когда мой долг будет оплачен, я вернусь в твои объятия, и мы посмотрим, кто сильнее.
Кто сможет бороться.
Я вернусь.